Усиление противодействия экстремизму - удастся ли сделать его разумным?

Президент Путин, выступая на коллегии МВД 21 марта, сказал, что «недооценивать экстремистские выходки от кого бы то ни было недопустимо», поскольку ситуация в этой сфере ухудшается, судя по ст ...

21 марта 2014 838 просмотров Президент Путин, выступая на коллегии МВД 21 марта, сказал, что «недооценивать экстремистские выходки от кого бы то ни было недопустимо», поскольку ситуация в этой сфере ухудшается, судя по статистике возбужденных дел по преступлениям экстремистской направленности (их каждый может посмотреть на сайте http://crimestat.ru). Министр Колокольцев, разумеется, Президента поддержал. Теперь осталось понять, какие будут последствия.
Я предлагаю исходить из того, что любые усилия любого ведомства по «усилению борьбы» могут приносить как общественную пользу, так и общественный вред. Каждый, я думаю, может привести соответствующие примеры. Что касается антиэкстремистской политики последних десяти лет, то она, несомненно, приносила и значительную пользу в виде снижения количества расистских нападений на улицах между 2008 и 2012 годами, и значительный вред в виде неоправданных и зачастую противоречащих даже букве закона преследований за политические, религиозные и иные высказывания. Желающих найти подтверждение моих слов приглашаю посетить соответствующие разделы сайта Центра «Сова» и почитать там доклады и ежедневные новости.
Я согласен с Президентом, что ситуация ухудшается: по данным Центра «Сова» в 2013 году явно прекратился спад расистского насилия, оно скорее даже выросло по сравнению с прошлым годом. Вопрос в том, почему это произошло, и как это соотносится с растущим из года в год количеством дел, возбуждаемым по «преступлениям экстремистской направленности».
Здесь необходимо пояснить, что последняя категория включает довольно много разных преступлений, из них четыре основные группы – расистские уличные нападения, пропаганда расовой, религиозной и прочей ненависти, вандализм по мотивам такой же ненависти и участие в организациях, запрещенных ранее как экстремистские (в т.ч. террористические), остальное – мелочи. И, насколько мне известно, работа правоохранительных органов в противодействии экстремизму оценивается по всем «преступлениям экстремистской направленности» в целом. Так вот, если рассмотреть известные мне данные за 2010-2013 года, число осужденных за вандализм в среднем снижалось, за участие в запрещенных организациях – скорее тоже снижалось, но главное: за уличное насилие по мотиву ненависти число осужденных снижалось стремительно - с 344 до 72, а вот за пропаганду ненависти росло – со 103 до 161. Допускаю, что мне известны не все приговоры, но в очерченной тенденции можно не сомневаться. И причина мне кажется довольно очевидной: раньше нормальный следователь предпочитал расследовать привычную ему поножовщину, а не какие-то там книжки, листовки и видеоролики, но с тех пор технология расследования пропагандистских преступлений была отлажена и выяснилось, что их находить и доводить до суда гораздо проще, чем, например, уличные атаки наших неонаци.
Итак, в 2013 году мы дошли до того, что на фоне снова начавшего расти уличного расистского насилия за пропаганду было осуждено в два с лишним раза больше людей, чем за такое насилие. Не стану спорить, что пропаганда ненависти тесно связана с самим насилием, но все же диспропорция бросается в глаза. К тому же, некоторые приговоры за пропаганду вынесены неправомерно, и, что даже важнее, большинство тех, что вынесены в соответствии с буквой закона, вынесены за малозначительные выступления в интернете (обычно – расистские), не представляющие действительно серьезной угрозы и мало отличающиеся от тысяч подобных, но не наказанных. Такое правоприменение полностью размывает представление о том, что, собственно, можно, а что нельзя. И оно не помогает уменьшить ни общий уровень расистского и иного идейно мотивированного насилия, ни уровень соответствующей ему пропаганды.
Все правильно говорит Президент: надо «решительно бороться с любыми проявлениями ксенофобии, национализма, религиозной вражды, заниматься профилактикой экстремизма в молодёжной среде», надо «пресекать пропаганду ненависти и радикализма, в том числе в интернете». Замечу, в этих перечнях нет политического или религиозного инакомыслия, и нашим правоохранительным органами стоило бы обратить внимание на их отсутствие в речи Президента.
Но все же здесь есть два важных «но».
Первое – надо научиться отделять выражение нежелательных или морально неприемлемых мнений от общественно опасного публичного подстрекательства. И второе – неверно думать, что со всеми этими нежелательными и, да, нередко опасными «проявлениями» может справиться полиция и, шире, правоохранительные органы: слишком широко у нас распространилась ксенофобия, и для эффективного противодействия ей надо свои усилия как-то фокусировать, а не «наступать широким фронтом».
Мне представляется, что пора уже предпринять самые решительные меры – и в сфере законодательства, и в сфере правоприменения, - чтобы сфокусировать усилия правоохранительных органов на самых общественно опасных формах ксенофобии. И назвать их нетрудно – это применение насилия по идейным мотивам, в первую очередь – расистским, это пропаганда такого насилия, это создание группировок с целью такого насилия. И было бы неплохо, если бы сил полиции хватило на эти приоритетные цели.
В противном случае всякое «усиление борьбы» не приведет ни к какому положительному результату, но зато будет порождать все больше побочных негативных последствий. Так уж устроены бюрократические системы – без правильного и четкого целеполагания они начинают работать сами на себя и перестают приносить общественную пользу.