"Это должно стать модным": Лев Амбиндер — в интервью RT о донорах и ценообразовании в трансплантологии

Член СПЧ, президент Русфонда Лев Амбиндер дал интервью Russia Today о том, как в России развивается донорство костного мозга. Правозащитник рассказал, зачем нам нужен свой национальный регистр, сколько стоят трансплантанты в РФ и за рубежом, а также почему госорганы не очень охотно идут на сотрудничество с российскими НК.

Член СПЧ, президент Русфонда Лев Амбиндер дал интервью Russia Today о том, как в России развивается донорство костного мозга. Правозащитник рассказал, зачем нам нужен свой национальный регистр, сколько стоят трансплантанты в РФ и за рубежом, а также почему госорганы не очень охотно идут на сотрудничество с российскими НК.
 

«Это должно стать модным»: глава Русфонда Лев Амбиндер — о донорах и ценообразовании в трансплантологии

Илья Васюнин

Лев Амбиндер с 2013 года занимается созданием Национального регистра доноров костного мозга имени Васи Перевощикова. Это главное направление работы Русфонда, которым руководит бывший журналист. Донорство в России развивается, но размеры базы данных в нашей стране пока несопоставимы с мировыми. О том, зачем России нужен свой национальный регистр, сколько стоят трансплантанты в РФ и за рубежом, а также почему госорганы не очень охотно идут на сотрудничество с российскими НКО, — в интервью Льва Амбиндера RT.

— В последние годы я всё чаще вижу сообщения от знакомых о том, что они стали донорами костного мозга. По вашим ощущениям, меняется ли ситуация с этим видом донорства? Становится ли это модным?

— Пока это всё на недостаточно развитом уровне. Но ситуация меняется. И очень правильное слово вы подобрали — это должно стать модным. О чём идёт речь: лейкозы (или лейкемии, как говорят на Западе) должны лечиться с помощью трансплантации костного мозга. Есть три вида трансплантаций. Ауто (аутологичная. — RT) — это когда берётся костный мозг больного, его очищают и ему же, больному, трансплантируют. Это называется «трансплантация последней надежды». Второй вид — пересадка родственного костного мозга. Если это брат или сестра, материал подходит примерно в 25% случаев; если доноры родители — в 50%. Идеальное — когда неродственный донор и полное совпадение.

Разные русские

— Играет роль и национальность, и местность, в которой люди живут?

— Да. И сегодня у нас практически нет территории, где бы не было многонационального населения. Скажем, в Татарстане 160 национальностей. В Кузбассе, который построен, по сути дела, после революции, свыше 100 национальностей живёт.

— Это означает, что, если необходим донор  конкретному человеку в конкретном городе, его можно искать по всей стране, а лучше — в той местности, где он живёт?

— Его нужно искать по всей стране. Мне постоянно задают в регионах вопрос: вот ты создаёшь у нас базу, а что она даст нашему региону? Вообще, не факт, что она что-то даст! Да, вполне возможно, что в Татарстане больному татарину поможет русский с Дальнего Востока. Но нам чрезвычайно важно иметь в базе представителей всех этносов, всех народов России. Да, мы говорим, что 82% населения — русские. Но в реальности русские Севера и русские Кавказа, русские Дальнего Востока и русские центральной полосы России, русские Поволжья — это всё разные по крови русские.

К сожалению, на сегодняшний день база крайне маленькая. Примерно 42 года назад в Соединённых Штатах появилась первая иммунная лаборатория, в которой стали делать первичное типирование доноров костного мозга, — брали кровь, исследовали гены, которые отвечают за тканевую совместимость. Спустя два года, то есть 40 лет назад, в Советском Союзе появилась такая же лаборатория. Теперь в Соединённых Штатах 9 млн доноров, а у нас — 120 тыс. Чуть больше 30 лет назад в Германии появился первый немецкий регистр доноров костного мозга — Фонд Стефана Морша. Спустя два года в РСФСР появился первый республиканский регистр доноров костного мозга. Теперь в Германии 8,8 млн доноров (на 82 млн населения). А в России — 120 тыс.

— А в чём причина? У нас же было довольно популярно донорство крови, это как-то пропагандировалось, люди даже получали какие-то денежные средства.

— А трансплантология не развивалась. Только после Чернобыльской трагедии на это обратили внимание. Тогда решили, что спасение для тех, кто облучился, — это пересадка костного мозга. Но вскоре страны не стало. И вот, скажем так, грубо, десять лет назад государство обратило внимание на проблему. И в Кирове, на заводе «Росплазма», была построена первая государственная лаборатория первичного типирования доноров костного мозга, с государственным финансированием.

«Сказал — сделал»

— А кто может быть донором? Я курю, к сожалению. А в пятницу мы с друзьями встречаемся и пьём пиво. Меня в доноры возьмут или нет?

— Возьмут. Если вам от 18 до 45 лет. Любой здоровый человек может стать донором.

— Это больно?

— Кто-то говорит, что больно, кто-то — нет. Костный мозг берут из бедра, под наркозом.

— Это операция?

— Ну да, процедура. Вынимают часть костного мозга. В течение двух недель — месяца всё восстанавливается в организме. Этот способ обычно мужчины выбирают, потому что времени нет. Приехал, завтра тебе вкололи, вынули — через пару дней ты можешь уходить. Был забавный случай с привлечённым нами парнем в Петербурге. Ему предложили второй способ — когда забирают гемопоэтические клетки: ты должен за пять дней приехать, принимать определённые препараты, потом ты садишься в кресло и четыре часа сидишь, сдаёшь материал через вену, — книжку читаешь или фильм смотришь. Так вот, парень сказал, что ему надо из бедра забирать, чтобы побыстрее. И уехал через день. Мы ему через пару дней звоним: «Ну, ты как?» «Тяжело», — говорит. «Что случилось, что болит?» — спрашиваем. А он: «Да я только после футбола, тяжело».

Ещё у нас «классики жанра» говорили, что нельзя привлекать студентов и солдат срочной службы. Это, мол, люди подневольные, разбегутся и никогда не согласятся потом отдавать (участвовать в трансплантации костного мозга в случае необходимости. — RT). Рассказываем это в Германии — там смеются. Говорят, самые надёжные ребята — из армии. Сказал — сделал. И студенты. Особенно студенты-медики. Тут вообще объяснять-то особо не надо.

Кто платит

— Как сегодня происходит? Человеку нужна операция. Он в поисках подходящего донора обращается во все регистры сразу?

— Нет, он идёт и ложится в больницу. А больница должна обращаться во все регистры. Не человек ищет себе донора, ни в коем случае, не дай Бог, — это чёрное дело вообще! Ищет клиника, у которой есть специально аттестованные для этого врачи-трансплантологи, они подбирают потенциального донора. Мы в сентябре прошлого года запустили информационную систему, сделанную по немецкому образцу. Смысл в чём? Врач-трансплантолог заходит в общую базу. Пять минут — и ему система показывает все совпадения (или ни одного, такое тоже, увы, бывает). Далее связываются с донором, готовят его. Русфонд всё оплачивает. С Нового года будет платить государство.

Продолжение на сайте RT