Наталия Евдокимова представила в Конституционном суде позицию СПЧ по жалобе коллекционера Александра Певзнера

Инициатор жалобы оспаривал нормы, согласно которым, ему не вернули изъятую картину Карла Брюллова "Христос во гробе", признанную вещественным  доказательством по делу о контрабанде, возбужденном против него, но закрытом в 2013 году в связи с истечением срока давности. Стоимость произведения искусства следствие оценило более чем в 9,4 миллиона рублей.

Член Совета при Президенте Российской Федерации по развитию гражданского общества и правам человека Наталия  Евдокимова огласила в Конституционном суде экспертное заключение СПЧ по вопросу конституционности ряда норм Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, в связи с жалобой коллекционера Александра Певзнера, ранее обвинявшегося в контрабанде культурных ценностей.

Дело, возбужденное против Певзнера, было прекращено в 2013 году в связи с истечением срока давности, однако изъятая у Певзнера картина Карла Брюллова "Христос во гробе", признанная вещественным  доказательством по делу, не была ему возвращена. Стоимость произведения искусства следствие оценило более чем в 9,4 миллиона рублей.

Позже Верховный Суд РФ подтвердил законность конфискации картины, не нашел оснований считать ситуацию ухудшающей положение заявителя и не применил в его деле статью 401 (6) УПК РФ, которая ограничивает кассационный суд годичным сроком на "поворот к худшему" при пересмотре судебных решений. 

Заявитель считает, что обязывая суд при прекращении уголовного дела конфисковать признанное вещественным доказательством и использовавшееся в качестве орудия преступления имущество обвиняемого, пункт 1 части третьей статьи 81 УПК РФ допускает незаконное лишение собственника его имущества.  Кроме того, неопределенность понятия "ухудшение положения лица" дает возможность судам по-разному применять ее на практике, что ведет к произвольному вмешательству в право собственности и нарушению конституционного принципа равенства всех перед законом. Исходя из этого, Певзнер просил признать оспоренные нормы не соответствующими Конституции РФ, ее статьям 15 (часть 4), 17 (часть 1), 35 (части 1,2,3), 49 (часть 1), 54 (часть 2) и 55 (часть 3).

Научно-консультативное заключение СПЧ подготовлено членами Совета Наталией Евдокимовой, Сергеем Пашиным и Ильей Шаблинским.

Вот основные выводы, представленные в нем:

1. Конституция Российской Федерации гарантирует при осуществлении уголовно-процессуальной деятельности права и свободы человека и гражданина согласно общепризнанным принципам и нормам международного права (ч. 1 ст. 17 Конституции). В соответствии с положениями Конституции РФ правосудием обеспечивается, в частности, соблюдение требований презумпции невиновности и охрана частной собственности (ст. 18, ст. 35, ч. 1 ст. 46, ст. 49 Конституции РФ).

Как отметил Конституционный Суд РФ, «соблюдение фундаментальных процессуальных гарантий прав личности, включая презумпцию невиновности, должно обеспечиваться и при разрешении вопроса о прекращении уголовного дела по нереабилитирующему основанию».1 Прекращение уголовного преследования по так называемым нереабилитирующим основаниям, в частности, в связи с истечением сроков давности, не нарушает конституционный принцип презумпции невиновности, однако может повлечь нежелательные для обвиняемого последствия, поскольку «не влечет полную реабилитацию лица, в отношении которого прекращается дело».

Конституционно-правовой режим института прекращения уголовного преследования в связи с истечением сроков давности характеризуется следующими основными положениями, выработанными практикой конституционного судопроизводства:

- «постановление о прекращении уголовного дела… по своему содержанию и правовым последствиям не может рассматриваться в качестве акта, которым устанавливается виновность…»;
- «лица, в отношении которых прекращено уголовное преследование, виновными в совершении преступления либо (что равнозначно) в деянии, содержащем все признаки состава преступления, не признаны, а значит, и не могут быть названы таковыми»;
- «прекращение уголовного дела в подобных случаях само по себе не является свидетельством незаконности осуществлявшегося против лица уголовного преследования; оно означает не исправление ошибки или иного нарушения закона, а отказ от дальнейшего доказывания виновности лица несмотря на то, что основания для осуществления в отношении него уголовного преследования сохраняются»;
- государственные органы обязаны обеспечить лицам, в отношении которых осуществлялось уголовное преследование, «возможность добиваться восстановления своих прав и подтверждения своей невиновности в соответствующих судебных процедурах, исправления возможных ошибок, допущенных при осуществлении уголовного преследования на всех стадиях уголовного процесса»;6 - «защита прав, в том числе гарантированных ст. ст.49 (ч. 1) и 53 Конституции РФ, лица, в отношении которого уголовное дело прекращено ввиду истечения сроков давности, обеспечивается… предоставлением ему права возражать против прекращения и настаивать на продолжении производства по делу в обычном порядке».

Предусмотренная пунктом 1 ч. 3 ст. 81 УПК РФ конфискация принадлежащих обвиняемому орудий и иных средств совершения преступления при вынесении постановления о прекращении уголовного преследования8 является уголовно-процессуальным актом, определяющим судьбу вещественных доказательств. Судьба вещественных доказательств при прекращении уголовного преследования обвиняемого в связи с истечением сроков давности определяется не в зависимости от установления виновности лица, что возможно только при вступлении в законную силу обвинительного приговора суда, а исходя из следующих критериев, выявленных Конституционным Судом РФ:

- уголовное преследование осуществлялось правомерно;

- к моменту прекращения уголовного дела основания для осуществления уголовного преследования сохранялись;

- обвиняемый не возражал против прекращения уголовного преследования по нереабилитирующему его основанию.

Нежелание обвиняемого оспаривать законность и обоснованность уголовного преследования является его осознанным выбором, который предполагает принятие установленных законом процессуальных и других последствий такой позиции. Согласно положениям ст. 53 Конституции РФ, право лица на возмещение государством вреда гарантируется лишь в случаях, когда вред причинен незаконными действиями (или бездействием) органов государственной власти или их должностных лиц. Законность уголовного преследования при прекращении его в связи с истечением сроков давности предполагается в случаях, когда обвиняемый не возразил против вынесения соответствующего постановления и не оспорил этот процессуальный акт.

Таким образом, несоответствия положениям Конституции РФ нормы, закрепленной в п. 1 ч. 3 ст. 81 УПК РФ, не усматривается.

В то же время, представляется целесообразным, чтобы Конституционный Суд РФ в своем постановлении по данному делу раскрыл конституционно-правовой смысл понятия «орудия, оборудование или иные средства совершения преступления, принадлежащие обвиняемому, орудие преступления», а также понятия «признанное вещественным доказательством имущество обвиняемого, использовавшееся в качестве орудия преступления». Такое истолкование крайне необходимо для точной дифференциации орудия преступления, иных вещественных доказательств и предмета контрабанды.

При этом следует иметь в виду, что одним из важных предметов рассмотрения дела в отношении заявителя судами первой и апелляционной инстанций стал вопрос о том, можно ли считать произведение изобразительного искусства (в данном случае картину К.Брюллова), являющуюся имуществом заявителя, орудием преступления. Расхождение между различными пониманиями данного вопроса и послужили основой для конституционного спора по поводу п. 1 ч. 3 ст. 81 УПК РФ. Думается, что суд апелляционной инстанции вполне правомерно счел незаконным применение п. 1 ч. 3 ст. 81 УПК РФ в части разрешения судьбы вещественного доказательства (указанной картины), поскольку счел нарушением материального права отнесение в данном деле предмета контрабанды к орудиям преступления.

2. Как неоднократно подчеркивал Европейский суд по правам человека, «…норма не может считаться «законом», если она не сформулирована с достаточной степенью точности, позволяющей гражданину сообразовывать с ней свое поведение: он должен иметь возможность - пользуясь при необходимости советами - предвидеть, в разумной применительно к обстоятельствам степени, последствия, которые может повлечь за собой данное действие».

Конституционный Суд РФ справедливо отмечал, что «неопределенность содержания правовой нормы не может обеспечить ее единообразное понимание, ослабляет гарантии защиты конституционных прав и свобод, может привести к нарушению принципов равенства и верховенства закона; поэтому самого по себе нарушения требования определенности правовой нормы, влекущего ее произвольное толкование правоприменителем, достаточно для признания такой нормы не соответствующей Конституции РФ».

При этом сам «Конституционный Суд РФ не вправе… восполнять пробелы в правовом регулировании, т.е. подменять законодателя…».

В данном случае заявитель, указывая на неопределенность содержащегося в статье 4016 УПК РФ понятия «ухудшение положения» лиц и неразрешенность «в рамках УПК РФ» вопроса о том, «относится ли конфискация имущества… как орудия преступления к основаниям, влекущим ухудшение их положения», по сути, предлагает органу конституционного контроля исполнить функции законодателя, устранив правовую неопределенность (пробел), имеющуюся, по мнению заявителя, в отраслевом законодательстве.

Поставленный заявителем вопрос, как представляется, получил достаточное освещение в уголовно-процессуальном законодательстве и разъяснениях высших судов России.

Верховный Суд РФ традиционно связывает ухудшение (улучшение) положения обвиняемого с объемом и характером предъявленного ему обвинения. Так, в абз. 2 и 3 п. 20 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 29 ноября 2016 г. № 55 «О судебном приговоре» приводится следующая правовая позиция: «Суд вправе изменить обвинение и квалифицировать действия (бездействие) подсудимого по другой статье уголовного закона, …если …изменение обвинения не ухудшает положения подсудимого и не нарушает его права на защиту.

Судам следует исходить из того, что более тяжким считается обвинение, когда:

а) применяется другая норма уголовного закона (статья, часть статьи или пункт), санкция которой предусматривает более строгое наказание;

б) в обвинение включаются дополнительные, не вмененные обвиняемому факты (эпизоды), влекущие изменение квалификации преступления на закон, предусматривающий более строгое наказание, либо увеличивающие фактический объем обвинения, хотя и не изменяющие юридической оценки содеянного».

В абз. 2 п. 21 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 28 января 2014 г. № 2 «О применении норм главы 47.1 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, регулирующих производство в суде кассационной инстанции» говорится: «Неправильное применение уголовного закона, являющееся основанием для пересмотра судебного решения в кассационном порядке с поворотом к худшему, может выражаться, например, в квалификации содеянного по уголовному закону о менее тяжком преступлении».

Следовательно, Верховный Суд РФ в контексте уголовно-процессуального регулирования, включая регламентирование пересмотра судебных актов в кассационной инстанции, на первый план выдвигает не юридические последствия признания человека виновным (невиновным), а именно содержание обвинения. Вопрос о юридических последствиях признания человека виновным (невиновным) в приписанном ему запрещенном деянии носит вспомогательный характер, поскольку его решение всецело зависит от главного обстоятельства: в совершении какого именно преступления был признан виновным (или невиновным) обвиняемый. Изменение обвинения влечет ухудшение либо улучшение участи обвиняемого как само по себе, так и с учетом многочисленных правовых последствий изменения обвинения, в том числе, носящих имущественный характер.

Ранее высказанная правовая позиция Конституционного Суда РФ заключается в том, что корректно говорить об ухудшении (улучшении) положения обвиняемого лишь относительно решений, «…которыми уголовно-правовой статус лица как виновного (или невиновного) в совершении преступления и подлежащего (или не подлежащего) уголовной ответственности и наказанию определяется судом». Постановления судов другого рода, а также «пересмотр таких судебных постановлений не может расцениваться как ухудшающий или улучшающий положение лиц, по делам которых они вынесены…».

Принятое по результатам предварительного слушания постановление суда о прекращении уголовного преследования в связи с истечением сроков давности, в котором решен вопрос о судьбе вещественных доказательств в соответствии с положениями п. 1 ч. 3 ст. 81 УПК РФ, а также последующие судебные акты по тому же предмету не могут рассматриваться как ухудшающие (улучшающие) положение обвиняемого в контексте ст. 4016 УПК РФ.

Тем не менее, недопустимо сохранение для лица, в отношении которого прекращено уголовное преследование, постоянной, не ограниченной определенным сроком угрозы ограничения его имущественных и других прав, если соответствующие меры не были своевременно приняты органами уголовного преследования и судом. «…Риск совершения ошибки прокуратурой или даже… судом, должно нести государство, и эти ошибки не должны исправляться за счет заинтересованного лица».

3. Разрешение вопросов о правомерности уголовного преследования заявителя, равно как и проверка законности и обоснованности правоприменительных решений, в том числе с точки зрения правомерности действий судов и должностных лиц органов исполнительной власти, с учетом фактических обстоятельств, имевших место в его конкретном деле, относится к компетенции соответствующих юрисдикционных органов и не входит в полномочия Конституционного Суда РФ (ст. 125 Конституции РФ, ст. 3 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде РФ»).