Андрей Юров рассказал о проблемах международной правовой защиты для урегулирования вооруженных конфликтов

Почему о перемирии на Украине договариваются президенты четырех стран, а не специально созданные для этих функций ООН и ОБСЕ? В какой ситуации сейчас находится международное гражданское общество? Что может послужить основой для переформатирования системы международного права? Читайте интервью с членом СПЧ Андреем Юровым, где он отвечает на эти и другие вопросы.

Почему о перемирии на Украине договариваются президенты четырех стран, а не специально созданные для этих функций ООН и ОБСЕ? В какой ситуации сейчас находится международное гражданское общество? Что может послужить основой для переформатирования системы международного права?  Читайте интервью с членом Совета при Президенте Российской Федерации по развитию гражданского общества и правам человека Андреем Юровым на сайте  "ЕвроБеларусь", где он отвечает на эти и другие вопросы.
 

- Насколько действенна система международной правовой защиты для урегулирования современных вооруженных конфликтов? Почему в поисках перемирия приходится прибегать к такому формату переговоров, как встреча "нормандской четверки" в Минске?

- Для меня сам факт подобных переговоров означает, что те структуры, которые были созданы в последние 50 лет в мире и Европе как раз для решения подобных вопросов работают, мягко говоря, плохо. Понятно, что речь идет про ООН, ОБСЕ и Совет Европы. Все страны, чьи президенты участвовали в переговорах являются членами ОБСЕ,  но, видимо, форматы международных организаций не работают в том виде, в котором они должны действовать.  Хотя эти структуры и были созданы для того, чтобы обеспечивать безопасность, причем в широком смысле этого понятия,  совершенно очевидно, что такого не происходит. И теперь политики пытаются находить другие форматы. Но это, прежде всего, говорит о неэффективности ныне существующих механизмов. То есть, возможно, на момент создания они были более эффективны, но сейчас мы должны признать, что данные механизмы пробуксовывают и сейчас безопасность находится уже в руках совершенно других структур, двусторонних, трехсторонних и так далее переговоров. И это для меня очень большой откат от идеи единого, целостного международного права, когда все действует как единый механизм, когда в случае любых нарушений применяются соответствующие процедуры. Речь идет о мирных, а не военных процедурах мониторинга, разведения сторон, прекращения огня и так далее. Причем то, что это работает плохо, было уже понятно в Косово, в Афганистане, Ираке, Ливии и других странах. Мы должны честно признать, что вообще последние 15 лет международные механизмы начали плохо справляться со своими функциями и никто, ни Восток, ни Запад, не сделали ничего реального, чтобы данные механизмы восстановить.

- Проблема в человеческом факторе или в институциональном?  

- Я думаю, и в том, и  в другом. Когда мы говорим про человеческий фактор, речь не идет о том, что какие-то политики лучше, а какие-то хуже, какие-то умнее, а какие-то глупее. Но, видимо, сейчас мы получили плеяду политиков, которые сами не очень верят в единое международное право, а больше доверяют каким-либо другим вещам. И  мы должны честно сказать, что сегодня, например, США не идут в авангарде по укреплению международного права. Это тоже очень печально. Наверное, если бы и на Востоке, и на Западе были иные политики, которые, прежде всего, думали о конструкциях системы международной безопасности, то возможно сейчас ситуация развивалась бы по-другому. Но сегодня у них явно не такие приоритеты.

- Может, создана такая система международной бюрократии, которая установила рамки, не позволяющие действовать эффективно?

- Может быть и так. Гигантские бюрократические аппараты уже давно работают сами на себя, а не на те вызовы, ради которых были созданы. Мы уже давно отмечали, что ОБСЕ превратилась в некую "говорильню" для констатации банальных фактов. ООН, честно говоря, также в последние годы показала свою очень слабую эффективность. И не только в Европе, но и вообще в мире. Если мы посмотрим на самые кровопролитные войны конца XX начала XXI века, мы увидим, что роль ООН по их предотвращению и урегулированию минимальна. Мы даже про многие из этих вооруженных конфликтов и понятия не имеем. Недавно я столкнулся с вопросом на семинаре, знаю ли я, какая война была самая кровопролитная после Второй мировой. И я не мог дать  правильный ответ. Его почти никто не знает в нашей части света.

- Какой правильный ответ?

- Вторая конголезская война. 5,5 миллионов погибших. Война шла с 1998 по 2002 год. То есть совсем недавно, в наше время. Но мы больше знаем о выборах наших руководителей или демонстрациях на площадях, чем о том, как на африканском континенте 5,5 миллионов друг друга убили. Это, кроме прочего, говорит и о том, что в ту войну не вмешивались великие державы и, наверное, с их помощью можно было бы что-нибудь предпринять. Но ООН не смогла ничего сделать.

- На ваш взгляд, украинский конфликт может стать началом для переформатирования международной правовой системы?

- Может, если на это будет воля. Это должна быть не только воля политиков. Я наблюдаю другой процесс, который для меня более болезненный и неприятный. Я вижу, как ослабевает единое международное гражданское общество. То есть отдельные организации гражданского общества в отдельных странах могут быть сильными и большими. Но единого голоса гражданского общества я просто не слышу. То есть, по идее, если бы было очень сильное международное гражданское общество, то параллельно с переговорами президентов из "нормандской четверки", в Минске заседала бы группа представителей гражданского общества этих же стран  и вырабатывала предложения для политиков. Но этого не было. И международное гражданское общество, в отличие от 1960-70 годов, нынче плетется у политиков в хвосте. То есть общественные организации решают вопросы вегетарианского типа: голод, борьба с одним плохим явлением, борьба с другим. Это все очень важные вещи! Я не говорю, что такая деятельность не нужна. Но я не вижу мощных гражданских лидеров, которые могли бы формировать свою международную повестку и делать свои предложения от имени народов, а не от имени правительств. В 90-е годы, во время войны в Югославии, такие процессы были.

Поэтому, когда я говорю, что должна быть воля, я имею ввиду, что воля должна быть и у политиков, и у гражданского общества. Я думаю, что мир настолько изменился, что одни политики переформатировать международную систему не могут. Нужна вторая сторона. А ее нет. Она очень слабая.

- Насколько я понимаю, кризис сейчас претерпевает не только международное право, но и международная правозащита…

- Конечно. Одно без другого быть не может. Просто правозащита, права человека – это узкая часть международного права. Но мы понимаем, что если международное право размыто, нет соответствующих механизмов, то и в сфере прав человека начинаются пробуксовки. То есть, с одной стороны, институты вроде те же: есть Европейский суд, к сожалению, не для Беларуси, но все равно; есть и Комитет по правам человека ООН. Но мы видим, что к ним не очень прислушиваются.  Есть также Международный уголовный суд, но никто не спешит ратифицировать его устав. Причем не спешит не только Россия и Украина. США или Китай также с такой ратификацией не торопятся. Так что ситуация более сложная и драматичная, чем может показаться на первый взгляд.  Понятно, что сейчас есть страны, которые ведут себя безобразно. Есть те государства, которые поступают менее безобразно. Но, к сожалению, последние также не занимаются денно и нощно укреплением международного права. И вообще, честно говоря, за последние 70 лет, если не брать европейские структуры, такие как Совет Европы и ОБСЕ, единственным прорывом на мировом уровне был именно Международный уголовный суд. Кроме него никаких новых мировых правовых институтов придумано не было. А это странно. Ведь мир очень изменился. И за эти 70 лет должны бы были выработаны другие, более эффективные механизмы защиты прав человека. Но я их не наблюдаю. Их не вырабатывают ни политики, ни  гражданское общество.

Продолжение интервью будет опубликовано в ближайшие дни на сайте eurobelarus.info.