Игорь Каляпин: "Колониям, где работают люди с садистскими наклонностями, дается карт-бланш"

Интервью с Игорем Каляпиным
Елена Рыжова

В начале этой недели правозащитники продолжили выступать против резонансного законопроекта о применении силы и спецсредств в колониях, который был внесен в Госдуму на прошлой неделе Минюстом. Активисты провели у здания нижней палаты парламента пикеты. Документ, напомним, разрешит тюремщикам применять насилие для пресечения любых нарушений режима и в случае «иных противоправных действий», дезорганизующих деятельность исправительного учреждения. К чему может привести узаконивание насилия в местах лишения свободы, «НИ» рассказал председатель правозащитной организации «Комитет против пыток» Игорь КАЛЯПИН.

– Игорь Александрович, в законе, расширяющем право на применение силы к заключенным, вообще есть необходимость?

– Этот законопроект вреден именно из-за того, что предоставит возможность применять силу не пропорционально, в ряде ситуаций произвольно. При этом даже принцип причинения наименьшего вреда в законопроекте упразднен. Вообще, я крайне удивлен самим фактом появления этого законопроекта. Я достаточно часто общался с новым руководством ФСИН (Федеральная служба исполнения наказаний. – «НИ»), в частности с первым заместителем директора ведомства генералом Анатолием Рудым. И я ни разу не слышал, что они собираются что-то там ужесточать, параллельно отменяя какие-то до сих пор существующие контрольные механизмы. Например, обязательное уведомление прокурора о применении физической силы и спецсредств к заключенному. Точно знаю, что заместители Геннадия Корниенко (директор ФСИН. – «НИ») очень много ездят по расположенным в регионах колониям и прекрасно понимают, что одна из бед ФСИН – отдаленность исправительных учреждений от цивилизации. И что всякий контроль – и ведомственный, и прокурорский, и общественный – в большинстве мест заключения затруднен как раз в связи с удаленностью этих колоний. А имеющийся там контроль (этим занимается местная прокуратура, специализирующаяся на надзоре за местами лишениями свободы) находится, условно говоря, в том же лесу, что и колония. И фактически они там варятся в одном котле, все друг с другом дружат и вместе ходят на охоту или рыбалку. Поэтому говорить о каких-то независимых проверках не приходится. И я неоднократно слышал позицию руководства ФСИН о том, что все эти независимые контрольные механизмы, в том числе ОНК (Общественная наблюдательная комиссия. – «НИ»), нужно всячески поощрять и развивать, что нужно открывать колонии для разных внешних добросовестных сил. Поэтому причина, по которой появился этот странный законопроект, мне совершенно не ясна. Складывается впечатление, что его писали люди, не имеющие ни малейшего представления о специфике работы исправительных учреждений.

– Получается, этот законопроект, наоборот, отдаляет решение проблемы с нарушением режима в исправительных учреждениях?

– Абсолютно точно. Причем так считает не только правозащитное сообщество, но и руководство ФСИН, во всяком случае, до недавнего времени.

– Поправки исключат из закона слово «злостное» (сопротивление и неповиновение). Получается, любую активность заключенного можно будет интерпретировать как неповиновение и применить к нему силу?

– Давайте не будем утрировать. Конечно, речь идет именно о неповиновении. Другое дело, что злостное неповиновение – это как минимум повторное и в дерзкой форме. Как просто неповиновение может расцениваться следующее: дескать, я тебе сказал утром, чтобы ты воротник застегнул, а ты все еще незастегнутый ходишь, получай дубинкой или электрошокером. И это формально будет правильно.

– Кроме того, исходя из законопроекта, надзиратель не будет нести ответственность за вред, причиненный здоровью заключенного. Не повлечет ли это за собой массовых злоупотреблений?

– Конечно, злоупотребления будут. Но должен отметить, что ни один правоохранитель и раньше не нес ответственности, если причинил какие-то повреждения в случае правомерного применения физической силы, спецсредств или оружия. Полицейские ходят с огнестрельным оружием, имеют право выстрелить или даже убить в определенных ситуациях. И в определенных ситуациях применение этого оружие будет признано правомерным. Другое дело, что эти ситуации должны быть четко регламентированы. В этом законопроекте как раз сделан шаг в сторону от более четкого определения. Ситуация стала более размытой. Более того, если раньше был принцип, гласивший, что в любом случае сотрудник администрации должен стремиться причинить минимальный вред, то сейчас его нет. То есть вместо того, чтобы обойтись так называемым расслабляющим ударом дубинкой, будет применяться электрошокер, от которого у заключенного может случиться инфаркт с летальным исходом. И надзиратель за это не будет отвечать, потому что применение электрошокера было правомерным, а цели причинить смерть у сотрудника не было. Его совершенно точно оправдают в этой ситуации. Потому что он действовал в рамках существующего законодательства.

– Эти ужесточения вообще могут быть эффективны с точки зрения превентивных мер по предотвращению бунтов?

– Абсолютно точно нет. Более того, в ситуациях, возникших в Копейской колонии (ИК-6 в Челябинской области, где был крупный бунт в ноябре 2012-го. – «НИ»), в Нижегородской ЛИУ-3 и в башкирской колонии избежать крови и больших жертв удалось, потому что у администраций колоний и региональных УФСИНов хватило ума не вводить спецназ. Подчеркиваю, сами должностные лица принимали решение о том, что применение насилия в данном случае к осужденным приведет к дополнительным жертвам.

– Как на правах заключенных может отразиться закон?

– Этот законопроект не предписывает сотрудникам администрации применять избыточное насилие. Он им дает такую возможность. Это означает, что в тех колониях, где работают люди с садистскими наклонностями, не умеющие по-другому работать с осужденными, им дается таким образом карт-бланш, для того чтобы они могли махать дубинкой.