Статья в журнале "Большой город". Люди большого города. Виктория Ломаско

12 февраля 2013

Художник Виктория Ломаско рисовала участников процесса над Pussy Riot и над организаторами выставки «Запретное искусство», вела графическую «Хронику сопротивления» столичных акций протеста и делала зарисовки из российской провинции. Она преподает рисование воспитанникам детских колоний и пишет методическое пособие для тех, кто решится поддержать ее в этом деле. БГ Виктория рассказала о том, что рисуют заключенные подростки и зачем художнику ходить за решеткуВиктория Ломаско

Виктория Ломаско

О начале работы с воспитанниками колоний

Однажды в Можайской детской колонии воспитанники задали мне тот же вопрос: что я тут делаю? Зачем преподаю? Говорили, что, наверное, мне платят большие деньги за уроки. Искали какую-то тайну. На самом деле за три года поездок в колонию мой интерес несколько раз трансформировался.

Сначала было любопытство, как устроена жизнь в колонии, хотелось сделать жанровые зарисовки оттуда. Потом стали интересны занятия с воспитанниками — как можно организовать уроки рисования здесь, в этих специфических условиях? Возник непосредственный контакт с учениками: я уже знала, что есть такие ребята, с конкретными именами и интересами, они меня ждут. Но все равно я не превратилась полностью из художника в социального работника. Художник занимается экспериментами, ищет темы, с которыми раньше никто не работал, непроявленные куски реальности. Когда программа уроков рисования для колонии будет полностью разработана, проект закончится. Мне важно оформить свои наработки в книгу, чтобы этот материал мог быть полезным для других волонтеров, которые готовы преподавать в детских колониях.


О том, что рисуют заключенные

Жизнь в колонии похожа на день сурка: есть жесткий распорядок дня, и нужно ему следовать. Кто-то из воспитанников, конечно, пытается рефлексировать, но в общем они полностью оторваны от обычной жизни и находятся в каком-то оцепенении. Они не хотят думать, анализировать. А уроки рисования могут их немножко взбодрить, ведь это очень напряженная умственная работа. Художник постоянно находится в процессе решения разных задач: психологических, пластических. Многих моих учеников в колонии шокировало то, как сильно можно уставать от уроков рисования.

Если предложить подростку из колонии нарисовать то, что ему хочется, почти всегда он будет рисовать тюремные темы. У меня был ученик, Андрей, который прекрасно рисовал «марочки» (детальные рисунки с тюремной символикой на носовых платках или просто кусках ткани). Для воспитанников он был авторитетным «тюремным художником». Андрей сначала невзлюбил мои уроки, так как задания на них расходились с его привычной практикой, и у него плохо получалось. Андрей обвинял меня в том, что я заставляю рисовать без души. Да и другие тоже обвиняли. Что я тут пристала к ним со всякими формами, контрформами, форматами? Рисовать «с душой» — это колючая проволока, обвивающая сердце или розу, солнце за решеткой, наивные копии с иконок. Но когда Центр содействия выпустил календарь с рисунками воспитанников, выполненными на уроках рисования, и среди них были напечатаны и рисунки Андрея, он переменил свое отношение к нашим занятиям.

Вообще мои ученики обычно ноют — говорят, не знают, что рисовать. Все, что было на воле, — забыли, а в колонии нет ничего интересного. Я читала им лекцию о том «Как скучное, неприятное или страшное сделать интересным», про репортажное рисование в куда более сложных условиях, про блокадные альбомы, лагерные, военные, концлагерные. После этого они обычно начинают внимательнее смотреть вокруг.


Если предложить подростку из колонии нарисовать то, что ему хочется, почти всегда он будет рисовать тюремные темы

детская колония

Андрей

О заданиях и Диме Билане

Одно из моих любимых заданий я нашла в книжке о еврейской художнице Фридл Дикер-Брандейс, которая была заключенной фашистского концлагеря и занималась там с детьми рисованием. Задание было такое: придумать смешную метафору, фразу и быстро-быстро нарисовать. Это помогает разрисоваться и перестать бояться чистого листа. Фридл Дикер-Бранддейс погибла в газовой камере, многие дети тоже. Но те, кто вышел из концлагеря, вспоминал эти уроки как единственное, что помогло им выжить.

Я попробовала дать такое задание в Новоосколькой колонии для девочек. Например, я придумывала фразу: «Старый дед упал на паркет». Все смеялись, рисовали — какой дед, почему упал. Потом сами придумали задание — «Как Дима Билан дворником стал». У нас был очень веселый урок, в классе стоял хохот. Потом на смех пришли воспитательницы и тоже решили придумать задание. У них получалось: «Вы вышли из колонии и стали хорошей мамой», «Вы вышли из колонии и нашли хорошую работу», «Вы вышли из колонии и нашли хорошего мужа». Все стало сразу очень формальным, и веселье закончилось.


О чем мечтают в колонии

С одной стороны, здесь все немного наивны — мечтают, что ждет их после освобождения. У них радужные фантазии — какую они себе найдут прекрасную работу, хотя на самом деле даже просто устроиться на работу с таким прошлым крайне сложно, часто невозможно. С другой стороны, психологически они очень точно определяют человека. Ты чувствуешь себя под увеличительным стеклом. Чуют, как звери. Если не уверен в себе, если лицемеришь, если боишься — все сразу считывают.

Олег, скинхед

На уроках не принято спрашивать у ребят, за что они попали в колонию. Но с недавних пор изменились бирки на одежде, и кроме имени там теперь еще указывается номер статьи, по которой сидят. На уроках всегда ученики с самыми разными статьями. Один из моих первых учеников, Олег, скинхед, был осужден за групповое убийство человека кавказской внешности. В его истории много темного, злого. Но в то же время я видела в нем такие качества, как решительность, ум, способность быть лидером, которые при других обстоятельствах могли найти совсем другое применение: например, он бы мог стать военным или политиком.

А вышла такая история: маленький город, кавказская мафия, подростковые столкновения. Олег стал свидетелем убийства своего друга кавказскими подростками. Те остались безнаказанными. Олег стал мстить: создал скинхедскую группу, которая громила кавказские рынки. Себя он считал патриотом — мол, если правительство не хочет ничего делать, то он сам сделает.

Потом мы выставляли рисунки воспитанников, в том числе рисунок Олега, где он нарисовал свое преступление, в московской школе Ямбурга. Я прислушивалась к разговорам старшеклассников, которые пришли на выставку, и поняла, что многие поддерживают взгляды Олега. Их шокировало, что в тюрьме сидят такие же как они, подростки, но многие из них разделяли идеи национализма. И это хорошая школа, одна из лучших в Москве. Понятно, что со школьниками нужно говорить на эти темы. Но что мы можем им сказать?

13


Для наших поездок нам очень нужен волонтер с машиной

О будущем учеников

Мы приезжаем в колонию только раз в месяц. Через полгода рисовательная группа полностью меняет свой состав: кто-то за это время освобождается, кого-то отправляют на взрослую зону. Получается, каждый участник группы может посетить максимум 6 занятий. Мне очень хотелось сделать уроки рисования в колониях более регулярными и разнообразными, но для этого нужны ресурсы, а я не знаю, где их взять. У Центра содействия реформам уголовного правосудия, который курирует эти уроки, ресурсов совсем мало: есть деньги на электричку — и все. Каждый раз набор для рисования ограничен тем, что можно довезти в рюкзаке — бумага, ручки. А какой восторг был, когда мы смогли организовать мастер-класс по росписи керамики: предложили расписать тарелки и кружки, смогли привезти коробки с красками! Вместо 6 человек на занятие пришло 20, и даже не всем досталось материалов.

Для наших поездок нам очень нужен волонтер с машиной, чтобы можно было привозить книги по искусству, постановки и разные материалы для уроков. Может, кто-нибудь прочитает в БГ и захочет к нам присоединиться.

Думаю, за три года среди моих учеников было как минимум пятеро, которые могли бы стать художниками, если бы занятия рисованием продолжались.

Раньше в воспитательной колонии ребята могли находиться до 20 лет, при хорошем поведении — до 21 года. Многие успевали освободиться по УДО и не попадали на взрослую зону. А сейчас они знают, что их ждет взрослая зона, и готовятся к ней. Колонию они воспринимают как временный этап, где не обязательно учиться, заниматься. Нужно учить тюремные законы, жаргон, сделать татуировку. Ждут, что во взрослой колонии начнется настоящая жизнь. И их учителя, воспитатели жалуются, что как только найден контакт с подростком, как только появляются результаты, так все и заканчивается. И с моими занятиями так же. Поэтому у меня часто депрессивное настроение по поводу этого проекта.


О примере Латинской Америки

У нас был совместный проект с аргентинским тюремным журналом La Resistencia (журнал издают студенты совместно с заключенными), в нем опубликовали рисунки воспитанников Можайской колонии и статью про работу Центра содействия. У нас до сих пор принято ориентироваться на Европу, но мне кажется, для России важней опыт стран Латинской Америки. Латинская Америка в чем-то похожа на нас: очень мало государственной поддержки для социальных проектов. Но уровень активизма там высокий. Например, многие латиноамериканские художники бесплатно занимаются с разными социальными группами.

А мои уроки делаются на надрыве. Поездки в колонию держатся благодаря фанатизму Натальи Дзядко, которая каждый раз находит в себе силы организовывать их, находит слова, убеждающие волонтеров, что наша работа не пропадает бесследно. В детских колониях действительно нужны люди с воли, необходима связь с обществом по ту сторону решетки. Это очень важно для подростков психологически. Когда приезжаешь в другую колонию, куда раньше никто не ездил с занятиями, видишь, насколько сложно там идут на контакт: ребята не готовы к занятиям, не могут выражать свои чувства. Очень тяжело работать, как стену прошибать.

Занятия в колониях — рутинная работа, на которую только женщины способны: мужчины-волонтеры исчезают после 2–3 поездок, а активистки ездят годами, десятилетиями. Когда я опубликовала в блоге рисунки воспитанников после своих первых уроков, был большой резонанс, меня много хвалили. Ну а потом фанфары закончились, начался рутинный, тяжелый труд. Сейчас возник резонанс от моей методички. Кто-то критикует, говорит, что я эксплуатирую подростков: ничему за такое короткое время все равно не научишь, поэтому я просто хочу сделать имя на чужом несчастье. Но у меня уже есть имя. И прославиться гораздо проще за счет политических или более ярких и быстрых социальных проектов.

Работы воспитанников колоний можно увидеть на выставке «Жизнь как форма» до 3 марта.